Молчанова Ирина Алексеевна — Луна для волчонка

Возле вокзала на асфальте сидела цыганка, она бросала мячик своей дочери лет пяти и громко, от души смеялась, наблюдая, как та его ловит.

Темненькая босая малышка лавировала между спешащими прохожими, пытаясь схватить мячик.

Пыльный мяч отскочил от ботинка высокого мужчины и приземлился прямо на носок белой туфли светловолосой девушки. Та скривилась и возмущенно воскликнула:

– Дурацкий мяч! Туфли испачкала! – И со всей силы пнула его на проезжую часть.

Мяч попал под колесо промчавшейся машины и громко лопнул. Цыганская девочка замерла, глядя на ошметки своего мячика, которые валялись на дороге, а потом с рыданиями бросилась к нему.

Вторая девушка – постарше, тоже со светлыми волосами, голубоглазая, статная и красивая – крикнула цыганке:

– Эй, за ребенком смотри! – И тише сказала: – Апрель, а она без обуви!

Хозяйка белых туфель фыркнула:

– Да им не холодно, у них иммунитет, как у животных!

А третья девочка, самая младшая – черноглазая, смуглая и темноволосая, – перехватила малышку у проезжей части.

– Гляди, что у меня есть! – Она достала из кармана ключи и показала ребенку брелок – маленькую куколку.

– Поля! Стой! Ты вшей от нее подхватишь! – сказала самая старшая девушка. – Ева, скажи ей!

Но Ева была занята своими туфлями.

Малышка не взяла куклу у Поли. Она бросилась к матери и свернулась клубком подле нее, зарывшись лицом в ее платки. Мать похлопала ребенка по плечу и что-то негромко сказала.

– Пойдемте отсюда, – раздраженно сказала Ева и, бросив на цыганку гневный взгляд, процедила: – Нашли место для игр!

Старшие девушки направились вдоль вокзала к остановке, а младшая отстегнула брелок от ключей, подошла к цыганке и протянула ей куклу:

– Возьмите вместо мячика.

Цыганка взяла куклу и, прежде чем Поля успела отдернуть руку, провела указательным пальцем по ее ладони.

Девочка отдернула руку, а цыганка улыбнулась, сверкнув золотыми зубами:

– Беги, догоняй сестер. И будь счастлива!

Поля попятилась и, неуклюже развернувшись, бросилась прочь.

Был четверг. И погода так себе – сырой апрель. Моя старшая восемнадцатилетняя сестра рыдала, зарывшись лицом в подушку. Нельзя сказать, что плакать из-за парней в правилах Майи. Но это был особый случай. Молодой человек, которого она добивалась весь первый год в техникуме, бросил ее… ради меня! Они встречались два года.

Все бы ничего, положи он глаз на Еву, мою вторую старшую сестру. Ей семнадцать, и у нее ноги от ушей, а от ее улыбки у парней сердца замирают.

Но этот болван решил, что именно я – любовь всей его жизни.

Я сидела на кровати, скрестив руки на коленях, и смотрела то на вздрагивающие плечи Майи, то на бьющуюся в окно ветку вербы. Мы живем в деревне, в десяти километрах от небольшого городка, где есть вся нужная инфраструктура. Во всяком случае, именно этот аргумент использовала наша мама, когда перевезла нас сюда из мегаполиса.

Отец бросил нас два года назад ради доярки. И нашел же посреди Москвы себе доярку! Для мамы – экономиста с двумя высшими образованиями – это было потрясением. Не знаю, что она хотела ему доказать, когда ушла с высокой должности и увезла нас в деревню, но отца с тех пор мы не видели. Он не звонил и не писал. Когда Майя спросила у матери, чем та со своим образованием собирается заниматься в глуши, мама ответила: «Ничем». Но это неправда. Сперва у нас появилась корова по имени Арина Родионовна и четыре курицы, а потом гусь. Мама собиралась свернуть ему шею еще два года назад, но этот белый щипач до сих пор разгуливает по участку, и мама называет его Сынулей. Вряд ли она свернет Сынуле шею. Умрет своей смертью, а мы еще и похороним его с почестями. Сменив офис в центре Москвы на хлев под Лугой, мама заявила, что не заметила перемен. Только вещи стали называться своими именами – разгребать навоз и кормить скотину.

Мы с сестрами не мешали матери в ее работе. И, как могли, приспособились к новой жизни. Конечно, нам довольно долго не хватало «Макдональдса», то есть развлечений большого города: кафе – кино – дискотека – музеи – метро. А в остальном – здесь неплохо. Воздух хороший, правда, дороги разбитые, без намека и перспектив на асфальт.

Ева ходила по комнате Майи туда-сюда, бросая на меня косые взгляды. Наконец она остановилась и простонала:

– Полина, ну скажи хоть что-нибудь!

– Мне жаль. – Все, что я могла сказать.

Майя затихла, перестала всхлипывать, но к нам не повернулась.

Ева присела к ней на кровать и погладила по плечу.

– Майка, – шепнула она, – да он недостоин тебя!

Наша сестра, издав жалобный всхлип, сдавленно спросила:

– А кого достоин? Может, Полины?

Ева вздохнула и покосилась в мою сторону. Наверно, она все-таки винила меня в том, что парень Майи в меня втюрился.

– Никого он не достоин, Май! – Ева взглядом указала мне на дверь.

Я не стала спорить и вышла. Майя с Евой всегда были близки, потому что разница в возрасте у них чуть больше года, а со мной, в их представлении, – целая вечность. И все-таки именно я, сама того не желая, увела парня у старшей сестры. Хуже всего, что в прошлом году поклонник Евы так же переметнулся ко мне. Просто она об этом не знает.

Может, я ведьма? Внешность у меня соответствующая! Обе мои сестры и мама – светленькие и голубоглазые, с ангельскими чертами. А я – черноглазая, с волосами, точно вороньи перья. Мама говорит, я похожа на галчонка. Пошла в отцовскую породу.

Я сунула ноги в галоши, накинула синий пластиковый плащ и вышла во двор. С крыльца понаблюдала за соседским мальчишкой Гришей, который гулял со своим мраморным догом. Голова этого гигантского пса находится на одном уровне с плечом мальчишки. Эти двое – странная парочка.

Я подошла к калитке. Гриша заметил меня и прищурил светло-зеленые глаза, точно задумывая очередную пакость. Его светлые кудрявые волосы выбивались из капюшона длинной, доходящей до колен рыбацкой куртки. А сразу от колен начинались громоздкие резиновые сапоги.

Я приподняла в приветствии руку, хотя мы плохо знакомы. И это, кстати, совершенно не моя вина. Мальчишка – нелюдимый грубиян, вечно ходит с лопатой и своей гигантской собакой и даже не здоровается со мной.

Он и в этот раз меня проигнорировал, закинул лопату на плечо и зашагал по дороге в сторону леса.

Хотела сходить в магазин, но мне стало любопытно, куда сосед все время таскается с лопатой. И я, держась на расстоянии, двинулась за ним.

Может, он рыбак и ходит копать червей? Но надо ли для этого ходить так далеко? У его отца – двадцать соток земли, копать – не перекопать!

Гриша обернулся и глянул на меня через плечо. И прибавил шаг. Я тоже ускорилась. Парень снова обернулся, а затем еще и еще, а потом вдруг остановился и развернулся лицом ко мне. Его пес сел рядом с хозяином.

Я тоже остановилась. Так мы смотрели друг на друга с минуту, после чего он крикнул:

– Эй, швабра, не ходи за мной!

Что? Швабра? У меня язык отнялся от таких обидных слов. Мальчишка оперся на лопату и нагло смотрел на меня, даже улыбнулся моей растерянности. Почему швабра? Потому что высокая? Мы – ровесники, может, он даже постарше, но я немного выше его.

– Я – Полина! Недомерок, – крикнула я.

– Танцуй отсюда, Полька!

Я сжала кулаки, стиснула зубы и пошла прочь.

Глупый! Красивый, но какой дурак! Ну подожди, подрасти немного!

Я все-таки дошла до магазина, купила у тети Люды, местной продавщицы, десять жвачек и пакетик. Вернулась к дому соседа и повесила пакетик с жвачками на забор. Дома я планировала занять наблюдательный пункт у окна в своей комнате, уж очень мне хотелось увидеть лицо соседа, когда он обнаружит жвачки. Но тут я заметила, что проход к калитке нашего дома перегородил старый голубой «Шевроле Камаро». И из нее вышел бывший парень Майи. И как только осмелился – безумец!