Дмитриев Николай Николаевич — В грозный час

© Дмитриев Н. Н., 2018

© ООО «Издательство «Вече», 2018

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2018

Сигизмунд, король Польши, раздражённо мерил шагами зал рыцарского замка. Время от времени он резко задирал голову, но толком рассмотреть высокий сводчатый потолок не мог – через узкие стрельчатые окна с мутноватыми чечевицеобразными стёклами проникало слишком мало света. И вообще король предполагал, что там стены зала покрыты копотью. Ему явственно представлялось, как по зимнему времени холодный ветер сдувает дым с высоко торчащих над черепичною кровлей труб и тогда закручивающиеся языки огня от полыхающих в камине дров не тянутся вверх, а, окутавшись сероватыми струйками, начинают рваться из широкого, прикрытого кованой решёткой устья наружу.

Несмотря на уже вступившее в свои права лето, в замке было холодновато, и нынешнюю ночь король спал под балдахином, от заношенных драпировок которого весьма ощутимо тянуло прелью. Неприятный запашок этот, казалось, всё ещё преследовал давно вставшего короля и немало способствовал решению Сигизмунда как можно скорее покинуть свою временную ливонскую резиденцию. Едва неприятное воспоминание в который раз напомнило о себе, как неслышно появившийся в зале дворецкий, словно по наитию угадав тайное желание короля, громко доложил:

– Ваше Величество, дормез[1] подан!

Сигизмунд молча кивнул и, спустившись по крутой лестнице, вышел на мощённый каменными плитами замковый двор, где в окружении рыцарей конвоя его уже ждал запряжённый шестернёй экипаж. Король мельком глянул на кучеров, державших в вытянутых руках вожжи, на придерживающих дверцу дормеза гайдуков и, усаживаясь, кинул через плечо ожидавшему распоряжений начальнику стражи:

– Гони!

Колёса прошуршали по мелкому гравию замкового въезда, а затем дормез покатил дальше, расплёскивая лужи, оставшиеся после ночного дождя. На размокшей колее мелкие кочки не ощущались, застоявшиеся кони шли рысью, и лёгкое покачивание успокаивало. Удобно откинувшись и утопив затылок в податливо мягкой спинке кожаного сиденья, король размышлял. Император Всея Руси Иван Грозный завоевал Казанское и Астраханское ханства, а затем, покорив Сибирь, обезопасил себя с востока. Идти на юг ему не давал крымский хан, зато Ливонский орден был слаб, и царь Иван направил своё стотысячное войско к Балтике. Его воеводы легко разбили рыцарей, захватили в плен магистра ордена и взяли Нарву.

Начиная войну с Ливонией, царь Иван говорил, что он всего лишь желает вернуть свои давние земли и город Дерпт, который в прежние времена назывался Юрьев. Вспомнив об этом наивном объяснении причины войны, король Сигизмунд саркастически усмехнулся. Он хорошо понимал, что, заимев удобную гавань на море, царь умножает силы свои от выгод торговли и лёгкого общения с европейскими странами. И не случайно корабли Ганзы пошли к Нарве, поскольку теперь, чтобы попасть в Московию, не требовалось плыть вокруг Скандинавии. Он как король могучей Речи Посполитой такого допустить не мог и тоже вступил в войну. Его войска заняли Ригу и подступили к Ревелю, вот только там его опередила Швеция, тоже выступившая против едва не захватившего всю Ливонию царя Ивана.

Мерное покачивание дормеза навевало дремоту, но мысли, теснившиеся в голове короля, отгоняли сон. Конечно, царь Иван разбил Ливонию, вышел к морю и теперь жаждет большего. Достаточно вспомнить, что, когда он, король Сигизмунд, не желая отдавать царю Ливонию, предлагал разделить земли ордена, тот, обуреваемый гордыней, отказался. Но сейчас, когда объединённые Литва и Польша превратились в одно из сильнейших государств Европы, можно, предложив северные земли Швеции, стать хозяином морского побережья до Ревеля или Нарвы. А если смирить союзника царя, короля Дании Фредерика, то есть даже возможность оттеснить Московию назад в Тартарию…

Вырисовывавшаяся перспектива успокоила короля, и он, плохо спавший той ночью, наконец-то стал подрёмывать.

Путь от временной резиденции в замке до города оказался весьма долгим, и когда дормез подъехал к воротам Риги, защищённым Песчаной башней, притомившиеся кучера осадили подуставших коней. Дубовые, щедро окованные железными полосами створки гостеприимно распахнулись, и королевский кортеж втянулся на городские улицы. Здесь колёса дормеза уже не вязли в дорожной грязи, а с дробным постукиванием легко катились по тщательно вымощенному булыжником проезду. Узковатая улица вывела прямиком туда, где до недавнего времени обитал магистр Ливонского ордена. Это был старый Рижский замок, у которого одна из четырёх его башен, самая большая и круглая, называвшаяся Свинцовой, несколько выдавалась в сторону, лишь примыкая к стене, тянувшейся вдоль оборонительного рва.

Встреченного с должным почтением короля провели в магистерские покои, и Сигизмунд с удовольствием отметил, что обстановка здесь весьма располагает к отдыху. Однако прежде чем сесть в украшенное искусной резьбой кресло, король отошёл к окну со вставленными в раму на удивление прозрачными стёклами немецкой работы и посмотрел на открывавшийся из покоев вид. Совсем рядом теснились островерхие крыши каменных строений, над которыми высился Домский собор, а дальше просматривалась ярко синевшая Даугава. Глядя на широкую реку, плавно огибавшую городскую застройку, король подумал, что теперь, когда, по сути, все порты Ливонии отныне в его руках, а занявшие Ревель шведы легко могут перекрыть Нарвский путь, у царя Ивана нет больше возможности торговать с западными странами.

Словно подтверждая такой вывод, на реке появился парус. Наверняка какой-то рыбак с побережья, пользуясь благоприятным ветром, плыл против течения. Решив, что всё именно так, Сигизмунд отошёл от окна и уселся в кресло. У короля почему-то сразу всплыло в памяти недавнее сообщение подсыла, который сообщал из Швеции, что ревельские купцы так жаловались королю Юхану:

«Мы стоим на стенах и со слезами смотрим, как торговые суда идут мимо нашего города к московитам в Нарву», – после чего к Усть-Нарове слетелись шведские, польские, литовские корсары и стали грабить купцов, которые вели торговлю с Московией.

В покоях было тихо, никто не смел тревожить короля, и под наплывом приятных мыслей Сигизмунд сам не заметил, как смежил веки. Однако из этого благостного состояния полудрёмы его вывел хлопок двери. Король повернул голову, увидел входившего дворецкого и вопросительно посмотрел на него. Заметив, что король бодрствует, дворецкий стишил голос и доложил:

– Рижский бургомистр фон Экк с двумя ратманами[2] и старшиной Большой гильдии[3] Мартином Гизе к вашей милости… Пустить?..

Король подумал, что рано или поздно с этими людьми надо будет встретиться, и согласно кивнул. Дворецкий попятился, и почти сразу в покои короля вошли, начав кланяться от самого порога, четверо горожан. В ответ Сигизмунд покивал головой и сделал приглашающий жест, разрешая подойти ближе. Поняв, что король готов их слушать, бургомистр выступил на два шага вперёд и начал:

– Спешу выразить благодарность Вашему Величеству за то, что воины князя Ягайло королевским повелением заняли Ригу, а теперь и сам пан круль оказал нам честь своим приездом! Смею заверить, что только после прихода в город коронных войск жители Риги чувствуют себя убережёнными от варварского вторжения московитов царя Ивана.