" kiriko-kun" — Здравствуй, малыш (СИ)

Баки смотрел в насмешливые жёлтые глаза сидящего напротив него человека, хотя тяжело назвать этого феерического мудака человеком, когда знаешь, на что он способен, когда видел его настоящее лицо, ощущал исходящий от него жар.

— Здравствуй, малыш.

Впервые они встретились, когда Баки только исполнилось тринадцать, и он вместо долгожданного похода на Кони-Айленд кусал губы и шмыгал носом, старательно скрывая дорожки слёз, просиживая у постели умирающего лучшего друга. И пусть со Стивом они были знакомы половину их сознательных жизней, и он сам не понял, как получилось так, что этот тощий цыплёнок запал в душу, Баки готов был ради него абсолютно на всё, лишь бы он выжил, поправился наконец, и они могли быть снова друг у друга.

— Так уж и на всё?

Раздавшийся в сумрачной тишине комнаты Стива голос заставил Баки вздрогнуть, подскочить на месте, испуганно оглядываясь, и замереть. В самом дальнем углу, в густой тени между старым комодом и всегда казавшимся огромным двустворчатым шкафом кто-то стоял. И этот кто-то точно так же внимательно разглядывал Баки. Он явственно чувствовал чужой любопытный взгляд, почти реально ощущал его, проходящийся по шее, предплечьям, груди. Но он не был неприятно липким, мерзким, таким, какие иногда в сторону них со Стивом бросали портовые грузчики и матросня. Этот неизвестный смотрел по-другому, будто бы изучал, рассматривал, словно диковинную бабочку, замершую на подрагивающем цветке.

— Так на что ты готов ради своего лучшего друга? — повторил незнакомец.

В сумраке комнаты вспыхнул крохотный язычок пламени и едва ощутимо запахло табаком. Баки зачарованно следил, как тлеющий конец сигареты то замирает в воздухе, почти погаснув, то вспыхивает яркой искоркой, освещая насмешливые глаза цвета пламени.

На узкой койке заворочался Стив, тяжело вздохнул и застонал, стараясь слабыми от лихорадки руками натянуть тонкое одеяло повыше, укрыться с головой в поисках дополнительного тепла. Баки вздрогнул, подлетел к другу, помогая ему укрыться, коснулся тыльной стороной ладони пылающего лба.

— На всё! — отчаянно шепнул он, обернувшись к незнакомцу. — Я готов абсолютно на всё.

— Какой смелый, отчаянный и глупый малыш! Никогда не говори таких слов, если не готов за них ответить, — цокнул языком незнакомец и тут же оказался совсем близко, навис над Баки, заглядывая в глаза. — А что ты мне можешь дать за жизнь своего друга?

Он взмахнул рукой, и на его ладони вспыхнул тоненький и совсем крохотный огарок свечи, несмелый огонёк едва трепетал, из последних сил удерживаясь на фитиле.

— Это твой друг, сам видишь, ему совсем недолго осталось, — незнакомец поднёс свечку к лицу Баки. — Всего пара недель, может, месяц — и она совсем догорит. Так что ты мне отдашь, чтобы он выжил?

Баки сглотнул. Он смотрел-смотрел-смотрел, как крохотный язычок трепещет, дрожит, готовый вот-вот погаснуть, прекрасно понимая, что не соврал ни единым словом. Он готов был ради Стива отдать всё на свете, только что у него было?

— Бери всё, что хочешь, всё, что у меня есть!

— Я запомню твои слова, малыш, — мурлыкнул незнакомец и мимолетно коснулся невозможно горячими пальцами его шеи. — Вернёмся к этому вопросу, когда подрастёшь, а пока… — он перевёл взгляд на разметавшегося на постели Стива.

Глаза незнакомца вспыхнули багряным пламенем, тонкие губы растянулись в улыбке, обнажая крупные клыки, скулы хищно заострились. Стив крупно вздрогнул, застонал протяжно, жалобно, вскинулся на постели, упираясь лопатками в жесткий матрас, выгнулся. Опухшие от слёз глаза слепо распахнулись, и он закричал, страшно, отчаянно. Баки хотел было рвануть вперёд, оттолкнуть склонившегося над бьющимся словно в агонии другом демона, воспользовавшегося их слабостью, доверчивостью, а сейчас убивающего единственного, кто был дороже всего на свете, вытягивающего из него душу, но не мог двинуться. Баки бился, бросался грудью на невидимые прутья клетки, тянул вперёд руки, выл на одной ноте, умолял, сыпал проклятиями, старался сделать хоть что-то, но совершенно ничего не мог.

И едва не пропустил тот момент, когда Стив замолчал, задышал чище, ровнее и провалился в совершенно здоровый с виду сон.

Незнакомец обернулся к удивлённо прислушивающемуся к сопению лучшего друга Баки и вновь вытянул вперёд руку. На ладони спокойным мерным светом горела массивная, такие Баки видел только в церкви у главного алтаря, свеча толщиной в пару дюймов.

— Он… он… — просипел Баки.

— Твой Стиви здоров и проживёт долгую жизнь, если сам себе шею не свернёт, с его-то характером, — оскалился незнакомец. — Моя часть выполнена, остальное за тобой, малыш.

Снова отступил в тень между комодом и шкафом, сливаясь с нею, и растворился, оставив в маленькой комнате только терпкий запах дорогого крепкого табака, такой курил отец лишь по очень большим праздникам. Оглянувшись назад, Баки закусил губу. Он совершенно не запомнил лица незнакомца, только внимательный взгляд желтых глаз, не спросил имени.

— Я Брок, — прошелестела тишина. — Нужен буду — зови.

Наутро Стив и правда был совершенно здоров, исчезла страшная одышка, легкие больше не рвал кашель, даже болезненная бледность пропала с пергаментно-тонкой кожи, уступив здоровому румянцу. Стив был Стивом, ничуточки не изменившимся за эту страшную и тревожную для Баки ночь. Только за левым ухом чернела оскаленной волчьей пастью родинка, которой раньше не было.

Первое время Баки хоть и не мог нарадоваться выполненному Броком обещанию, но все равно постоянно боялся, что вот сейчас Стив, напившись холодной воды, свалится с ангиной или астма вернётся. Но единственный друг прямо-таки поражал всех, кто его знал, здоровьем. Нет, Стив не стал ни сильнее, ни выносливее, он так же начинал задыхаться после долгого бега, хвататься за бок и смешно морщиться, не оброс мышцами, нисколько не прибавил в весе, но привычные хвори, укладывавшие его в постель по несколько раз в месяц, будто бы начали обходить его стороной.

— Это чудо какое-то! — смеялся Стив, влетая по грудь в не до конца ещё прогревшиеся воды залива.

Баки в ответ только смеялся, иногда оглядываясь, словно чувствуя спиной знакомый взгляд. Да и знал он, что Брок, кем бы он на самом деле ни был, всегда находился где-то рядом, дёргая за рукав, когда Стиву в очередной раз прилетало за слишком упёртый нрав и нестерпимое желание причинять добро и справедливость всем вокруг.

«Стиви снова зажали у лавки булочника, малыш, поторопись. У мальчишки абсолютно нет чувства самосохранения. Сожрут его, маленького», — прошелестел в голове едва различимый голос, заставляющий бросить все свои дела и мчаться словно по путеводной нити туда, где Стив снова отстаивал чью-то честь, пытался дозваться совести или, ещё хуже, доказывал чужую неправоту. Баки без разговоров врубался в драку, отвешивая тумаки направо и налево, вытаскивал полубессознательного Стива и волок на себе.

— Дать бы тебе по шее! — устало выдохнул Баки, с грохотом поставив на стол алюминиевый таз с горячей водой. — Вот что тебе стоит пройти мимо?

— Это неправильно, Бак. Они Мишель назвали распутной! Разве можно так о порядочной девушке? — вскинулся Стив и зашипел, прижав ладонь к левому боку.

— Рассказал бы я тебе всё об этой девушке, да ты, боюсь, не дорос ещё до взрослых разговоров, мелкий, — покачал головой Баки, аккуратно вытирая чистой мокрой тряпицей кровь с его лица. — И сколько она получает от тех, кто знает, как пользоваться её порядочностью.

В голове весело хмыкнули.

Брок был всегда рядом, не отвлекал, не дергал по пустякам, но его незримое присутствие ощущалось так же реально и полно, будто бы он стоял за спиной, едва касаясь плеча, наблюдал, чтобы не дать оступиться, подсказать, когда потребуется совет. Баки совершенно не понимал, чем заслужил такое к себе отношение, и почему это могущественное существо приглядывает за ними со Стивом, но задавать такой вопрос напрямую банально опасался.

Иногда Броку становилось, видимо, скучно и он проявлялся в реальности, кружил рядом, постоянно попадаясь на глаза. Мог возникнуть неожиданно в толпе, сесть на соседнее кресло в кинотеатре, попросить закурить из темного переулка, приветствуя одной и той же фразой: